Пепел надежды - Страница 49


К оглавлению

49

— А вы разве не знали? — Она удивленно взглянула на него, — Я думала, вы именно поэтому меня и взяли как заложницу.

— Что? — повернулся он к ней. — Какую заложницу?

— Я вице-президент банка, — сказала женщина. — Неужели вы, Правда, этого не знали?

— Не знал, — растерянно сказал Высоченко. Только теперь он увидел и оценил дорогое платье женщины, ее обувь, уверенный взгляд, ее четкие деловые реплики. Только теперь он понял, что именно ему нравилось в этой женщине. Она был не просто сильным человеком. Она была очень выдержанным и смелым человеком, если решилась пойти с ним в его квартиру. Он молча повернулся и пошел на кухню ставить чайник. Затем умылся в ванной и вернулся в комнату.

— Можно я воспользуюсь вашей ванной? — спросила она.

Он молча кивнул. Все было так запутанно, так странно. Она вышла из ванной через несколько минут. Снова прошла к дивану. К этому времени вода уже закипела, и он подал ей чай в кружке. В своем доме он не любил стеклянных стаканов и предпочитал кружки с изображениями собак. 1 — Давно вы работаете вице-президентом банка? — спросил полковник, усаживаясь в кресло напротив нее.

— Нет, — взглянула она ему в глаза, — только третий месяц. Они даже не знали, что я беременна, когда брали меня. Если бы знали, думаю, не назначили бы.

— Почему?

— Репутация банка. Мир все еще поделен между мужчинами. Представьте себе, что к нам приходит клиент и просит встречи с вице-президентом. А ему говорят, что вице-президент находится в декретном отпуске. Согласитесь, это звучит несколько несерьезно.

— Возможно, — ответил полковник. — И теперь вы решили уйти?

— Только на время. Врачи считают, что мне нужно меньше волноваться. — Она взглянула ему глаза. — Хотя мне кажется, что всю норму волнений я уже получила.

— Это ваш первый ребенок?

— Да. Я позднородящая, как сейчас пишут в документах. Мне уже тридцать.

— Почему вы раньше не рожали? — Он и сам не понимал, каким образом между ними установилось то абсолютное доверие, какое бывает только у незнакомых людей, внезапно проникающихся симпатией друг к другу.

— Не знаю. Как-то не сложилось. Я училась в институте, потом в аспирантуре. Не торопилась выйти замуж. У меня был друг, военный летчик, но он был женат. Вот так я и просидела до двадцати восьми. А потом встретила своего нынешнего мужа.

— Вы его любите? — Он никогда не задавал подобных вопросов. А она никогда не отвечала на такие вопросы. Но сейчас все казалось естественным, нормальным.

— Не знаю, — честно призналась она, — наверное, люблю. Он человек надежный, спокойный. Мы с ним познакомились, когда он вернулся из Чечни. Они там восстанавливали какую-то связь, подробностей я не знаю. Я к нему отношусь хорошо. А он, кажется, меня любит по-настоящему.

Полковник поставил свою кружку на стол.

Только сейчас он обнаружил, что все время держал ее в руках.

— Вы были женаты? — спросила она.

— Вот именно — был, — криво усмехнулся полковник.

— Она от вас ушла?

— Нет. Я даже не знаю, как все получилось Правда, мы и раньше жили как-то отчужденно друг от друга. Я все время бывал в командировках она одна растила дочь. Потом я поехал в Чечню…

Он замолчал.

— Не нужно рассказывать, если вам это неприятно, — предложила она.

— Да нет, все уже прошло. Нас бросили в самую мясорубку. Первыми гибли офицеры, пытаясь спасти молодых солдат. Никто не понимал, почему мы должны там умирать, почему нас бросили сюда? А потом практически всю мою группу расстреляли в упор из минометов и пулеметов. Я был тяжело ранен и очнулся, когда кто-то наступил на меня, считая меня погибшим. Потом меня привезли в госпиталь.

Он снова замолчал, но на этот раз она не прерывала его.

— Врачи считали, что я не вытяну. У меня были множественные осколочные ранения, тяжелая контузия. Я почти не мог говорить, не видел и не слышал. Мне сделали три операции и перевезли в Москву. Я восемь месяцев лежал в госпиталях.

И все восемь месяцев моя жена была рядом со мной.

— Она вас любила?

— Она меня жалела. Позже я узнал, что у нее был друг. Он появился еще до того, как я отправился в этот ад. Но, узнав о моем ранении, она самоотверженно все восемь месяцев просидела у моей постели. Это необъяснимая женская душа. Когда мне было плохо, она сидела рядом со мной. Может, потому, что врачи считали меня безнадежным, и она не хотела оставлять меня одного.

Когда я стал выздоравливать, между нами все было кончено. Через восемь месяцев я уже мог ходить. Еще через некоторое время меня выписали больницы. Тогда она мне и сказала про своего друга. Я не знаю, когда мне было больнее: тогда, когда я лежал почти мертвый или когда она мне это рассказала. И не знаю, как я до сих пор его де убил. Может, просто решил ответить благородством на ее благородство.

Она меня все-таки выходила. И мы расстались. А дочь осталась с ней. Вам не кажется, что все это было глупо? Женщины вообще необъяснимые существа, существа иного порядка, чем мужчины.

— И вы не сделали попытки ее вернуть?

— Не сделал. Мне все стало безразлично. Знаете, я всегда восторгался декабристками, которые отправились за своими мужьями в Сибирь. Мне казалось, что это так самоотверженно и красиво. Вот где царила настоящая любовь. Но где-то год назад один историк, с которым мы сильно выпили, вдруг рассказал мне, что и там, в ссылке, в Сибири, некоторые мужья и жены изменяли друг другу. Вот вам и декабристки.

— Гадко, — передернула она плечами. — Наверное, ваш историк был женоненавистник. Или вообще человеконенавистник. Так можно сойти с ума, разуверившись в людях.

49